Влад Ткачев 0,0

В XX веке медицина и фармацевтика совершили невероятный скачок. Были созданы и внедрены в широкую практику самые разные лекарства — от антибиотиков до первых терапевтических антител, — благодаря чему существенно улучшилось здоровье и самочувствие многих людей, а также выросла средняя продолжительность жизни. Однако прогресс не остановить: доставка нужных генов прямо в клетки и ткани организма или их направленное редактирование позволяют «починить» неисправные молекулярные процессы, что дает в сравнении с традиционной фармацевтикой принципиально новые возможности для терапии ранее неизлечимых болезней. А поскольку технологии не стоят на месте, в будущем генная терапия займет важнейшее место в арсенале медиков.

Во время карантина, вызванного эпидемией COVID-19, мы поговорили с известным вирусологом Константином Чумаковым, который много лет работает в Управлении по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) США. В этом году он согласился войти в состав жюри десятого, юбилейного конкурса научно-популярных статей «Био/Мол/Текст», устраиваемого «Биомолекулой», и единолично оценивать работы в спецноминации «Вирусы и микроорганизмы». В интервью Константин Чумаков рассказал о своем детстве и выборе профессии, о новых проектах по созданию и изучению эффектов вакцин и перспективах в борьбе с полиомиелитом.

Как говорил Шекспир, вся наша жизнь игра, а люди в ней актеры. Удивительно, но эту аналогию можно применить и к живым организмам в целом. Тогда ДНК окажется сценарием, РНК будет интерпретацией этого сценария конкретным лицедеем (клеткой), белок — самой его игрой на сцене, действием. Но как же костюмный образ, сценическая импровизация, взаимодействия актеров, создающие всю магию спектакля? Верьте или нет, но этим занимаются посттрансляционные модификаторы, и, в частности, гликаны, что по сути своей являются сахарами. Представляем вам первую статью из цикла, посвященного гликобиологии.

Кто такой эксперт-криминалист? На самом деле, один только этот вопрос может ввести читателя в ступор. «Наверное, это тот, кто осматривает место происшествия», — скажет один. «Или же тот, кто проводит анализ улик», — дополнит его товарищ. «Специалист-криминалист должен уметь проводить молекулярно-генетическую экспертизу», — выскажет свое предположение третий участник. «Да, а еще он должен разбираться в оружии, ядах, психологии, и, конечно же, уметь снимать отпечатки пальцев!» — заметит четвертый. Кто же из них прав? Удивительно, но верны предположения всех участников дискуссии. «Неужели один-единственный человек может обладать таким количеством знаний и навыков?» — с удивлением спросите вы. Ответом на это будет: «Нет» (если, конечно, мы с вами не ведем речь о Шерлоке Холмсе или другом гениальном сыщике :-) ). В реальной жизни экспертов-криминалистов — узких специалистов в своей области — большое множество: так же, как и видов криминалистических экспертиз, которыми они занимаются. В этой статье спецпроекта «Криминалистика» мы поближе познакомимся с этой невероятно интересной наукой, выясним, какие бывают судебные экспертизы и попытаемся немного разобраться в их многообразии.

Моллюски — сверхуспешный проект матушки-природы. Ведь многие из них, мало изменившись, пережили сотни миллионов лет. Но в качестве модельных объектов (которым мы посвящаем этот спецпроект) мы любим их не за это — их нервная система содержит клетки, видимые простым глазом: они достигают миллиметровых размеров и имеют сопоставимые по диаметру отростки. Зарождающаяся нейрофизиология справедливо сочла такие огромные, притом возбудимые, клетки чудом природы. Так моллюски переехали из морей, прудов и садов в лаборатории, где на славу послужили и продолжают служить нейронаукам.