Если использовать аналогию, предложенную Ричардом Докинзом, то эволюция разума — это гора невероятности. Стоя у подножья ее отвесного склона, кажется почти невообразимым взобраться на вершину, но двигаясь по другому, пологому склону, пусть и медленно, вы до нее доберетесь. Кажется, книга Годфри-Смита как раз и должна была провести алчущего читателя по проторенной биологией пологой тропе. Почему «кажется»? Автор ставит своей целью рассказ об эволюции субъективности, или «осмыслить эволюцию разума и связь между телесным и ментальным», или «определить место опыта в биологическом мире», или «отыскать недостающие концепции». В общем, выбирайте сами. В книге немало интересных, оригинальных идей, но при прочтении складывается ощущение, что этот «коктейль» плохо встряхнули, и компоненты расслоились. Философия, биология и теория эволюции нередко плохо соприкасаются друг с другом. Разумеется, это осложняет восприятие материала как целостного повествования о становлении разума.

Сквозной «сюжет» книги — путешествие автора под водой и на суше. В каждой главе он встречает на своем пути новый организм, рассказ о котором становится поводом для эволюционно-философских рассуждений. Губка, коралловый полип, осьминог, креветка... Каждая глава, будто серия из документального сериала ВВС. Написано ярко, очень живым и богатым языком. Но, вместе с тем, смотрим мы на эволюцию опыта (или субъектности, как хотите) на очень большом масштабе. За бортом повествования оказываются многие открытия и озарения современной эволюционной нейробиологии. Точнее было бы даже сказать, что большинство этих открытий и ярких идей сиротливо расположились в разделе с «Примечаниями». Листаешь раздел и отмечаешь карандашиком «вот это точно надо прочитать, и это!». И вроде бы автор опирается на серьезные работы, но при этом умудряется задавать странные вопросы и делать сомнительные утверждения. К примеру, Годфри-Смит удивляется, почему у бактерий возникли потенциал-зависимые ионные каналы в отсутствие потенциала действия. Если бы он уделил немного времени проблеме ионного гомеостаза и роли кальция в клеточных функциях (например, моторике жгутиков тех самых бактерий), такого вопроса не возникло бы ни у него, ни у читателя, плохо знакомого с вопросом. Автор не счел нужным дать вводный экскурс в основы нейробиологии, что было бы не лишним в книге, посвященной эволюции нервной системы. Зато при таком раскладе удобно «подсунуть» читателю те концепции, которые нравятся именно автору. Поэтому про крупномасштабные динамические свойства мозга и паттерны активности мы узнаем, а про значение коннективности (т.е. точности связи между клетками и структурами) — нет. Честный ли это подход, судите сами.

Большинство «героев» повествования изображено на цветной вклейке — там нашлось место подводным обитателям, встреченным автором книги близ Австралийских берегов. Остальные иллюстрации в книге представляют собой немногочисленные черно-белые изображения представителей вымершей или современной фауны, упоминаемых в тексте.

А вот о спорных моментах. Годфри-Смит пишет: «... почему мы вообще фокусируемся именно на движении, а не на другом базовом умении живых организмов, а именно химических реакциях?» — и далее отвечает «... появление управляемого движения на уровне тела — все-таки серьезная веха». Вообще автор, кажется, недооценивает важность молекулярных и химических процессов, сделавших нервную клетку такой, какой она является, и миллиарды лет назад определивших принципы, на которых и поныне функционирует нервная система всех животных, ею обладающих. Активное движение требует принципиально иной химии, и отделять эволюцию движения от биохимической эволюции в корне неверно. К примеру, удивительные гребневики (о которых в книге написано удручающе мало) для того, чтобы стать активными хищниками, «обзавелись» уникальной системой мышечного контроля, всецело основанного на глутамате . Автор хочет увидеть за деревьями лес, ему не хочется ковыряться в атомах и молекулах. И зря, атомы и молекулы — это суть жизни. Холистический подход хорош ровно до тех пор, пока не упирается в эволюцию. Кстати, о ней. Автор явно нацеливался на читателя, более-менее знакомого с теорией эволюции, поэтому не счел нужным давать какой-то вводный экскурс или пояснять важные моменты. Про парафилетическую эволюцию и концепцию преадаптаций вы ведь и так знаете? Или нет? Использовать слово «эволюция» в качестве дежурной фразы вообще очень удобно: «так эволюционно сложилось», «в процессе эволюции», «эволюция привела» и т.д. Странным образом, в тех местах, где эволюционный подход действительно нужен, он практически игнорируется. К примеру, в рассуждении о наличии/отсутствии боли у насекомых и присутствии у них эмоций (да, вам не показалось) вопрос об адаптивной роли тонет под наслоениями из рассуждений. Ремарка биолога Эндрю Бэррона о том, что насекомые — это «одноразовые репродуктивные машины», воспринимается как глоток свежего воздуха. При этом интересно, что автор подразумевает под эволюцией. «... Таким его [мозг] сделала эволюция; это не какое-то случайное, непреднамеренное творение природы. Мозг эволюционировал, чтобы сделать возможным действие и контроль над ним», — пишет Годфри-Смит. Даже и не знаю, что тут добавить. Я-то, по наивности, полагал, что в лексиконе эволюционных биологов есть вопросы «как?» и «почему?», но отсутствует «зачем?». Видимо, придется пересмотреть свои взгляды. Или же Годфри-Смит понимает процесс эволюции очень специфическим образом.

14 типов рецепторов и 8 типов траспортера глутамата, 8 видов глутаминаз (фермент, конвертирующий глутамин в глутамат) — и все это, чтобы обеспечить энергетически затратную иннервацию быстро сокращающихся мышц.

Получается интересная вещь. Читатель, не разбирающийся в эволюционной теории и нейробиологии, после прочтения книги Годфри-Смита все равно будет озадаченно смотреть на условную вершину невероятности и думать «да как же все-таки этот разум появился?». А читателю, знакомому с эволюционной теорией и нейробиологией, книга просто не понравится. Это не детальный и взвешенный рассказ об эволюции разума, а скорее собрание философских концептов, пометок на полях к какому-то другому монументальному труду, который мы не увидели. Однако, если снизить планку ожидания и принять во внимание, что книг по эволюции разума не то чтобы много, «Метазоа» стоит прочтения. Да, местами с Годфри-Смитом можно не соглашаться, но отрицать наличие в книге множества интересных идей нельзя. И эти идеи стоят того, чтобы с ними познакомиться.